В ходе колонизации неведомых просторов и их освоения мирными земледельцами «чужое» становилось «своим». «Впереди мужика, за плугом идущего, нет никого,— пишет Колесов.— Он открывает мир, неоглядный и странный в своей красоте и силе. И если, вступая в поле, купец и воин сражаются с черной силой и между собой, пахарь в труде покоряет землю, оставляя за своей спиной города и веси, и всю эту русскую землю, сделав ее своей».

Из каких областей Руси и по каким путям шло первоначальное переселенческое движение в район Рязани, где со второй половины XI в. возникают города и со временем завязывается прочный народнохозяйственный узел?

Только археология способна дать ответ на эти вопросы, так как письменные источники хранят молчание.

Наша начальная летопись «Повесть временных лет» открывается рассказом о том, как размещались славянские племена, кто где «сидел»: поляне обитали по среднему течению Днепра, древляне занимали Полесье от Припяти до самого Киева, их соседями с севера были дреговичи, жившие между Припятью и Западной Двиной, радимичи населяли болотистые районы по Сожу, вятичи — верховья Десны и Оки. Северо-запад занимали полочане, новгородские словене и кривичи, которые распространились далеко на восток.

Племя как объединение людей, связанных родовыми отношениями, общим языком и территорией, свойственно эпохе доклассового общества. В «Повести временных лет», которая приобрела окончательный вид только в первой четверти XII в., речь идет не о племенах в социологическом значении этого слова, а об историко-этнографических областях, отделяемых друг от друга дремучими лесами и реками. Этнографические группы с общим диалектом чрезвычайно долго сохраняли общие черты в своей культуре: своеобразные обычаи, обряды, традиционные одежды и украшения женского костюма.

Последний признак для нас особенно важен. Дело в том, что еще в конце поза прошлого столетия выдающийся русский археолог Александр Андреевич Спицын доказал, что местные различия находимых преимущественно в курганах женских украшений далеко не случайны. У каждого племени существовал свой излюбленный набор украшений, надеваемых в праздничные дни. Особенно показательны так называемые височные кольца — привески из бронзы или низкопробного серебра с примесью меди, которые нашивали на головной убор, вплетали в волосы, продевали в мочки ушей. Разные формы височных колец из женских погребений рязанского могильника свидетельствуют о миграционных потоках из разных восточнославянских земель.

В нескольких могилах по сторонам черепа найдены типичные для радимичей и вятичей височные кольца — серебряные пластинки с дужкой наверху и семью лучами или лопастями, отходящими по полукружию внизу. Вятические курганы XI—начала XII в. известны вдоль Оки до впадения в нее Москвы-реки.

Для убора смоленско-полоцких кривичей характерны проволочные браслетообразные кольца с завязанными концами. Их прикрепляли кожаными ремешками по нескольку штук у каждого виска к головному убору типа русской кички с твердой основой. Браслетообразные кольца получили распространение в смоленской части Днепровского бассейна, в верховьях Западной Двины и Волги. К древностям кривичей относятся нагрудные привески в виде конька или собачки. Кривичские женщины любили ожерелья из стеклянных позолоченных бус цилиндрической формы, частые в рязанском некрополе.

Судя по вещам, обнаруженным в погребениях и при раскопках в Рязани, кривичская миграция происходила из Волго-Клязьминского междуречья, Ростово-Суздальской земли. Выходцы из Смоленщины в XI в. пересекли Клязьму, заселили часть мещерско-муромских земель и с севера достигли рязанских пределов. «Узелковые» височные кольца с тремя бусинами, сплетенными из крученой проволоки, обычные в северо-восточных областях Руси, встречаются во владимирских курганах. Для погребальных инвентарей потомков смоленских кривичей типичны и плетенные из нескольких рядов проволоки браслеты с завязанными концами.

О северном и северо-западном направлениях колонизации Рязанской земли мы можем судить и по особенностям глиняной посуды, встреченной в погребениях и на Север ном городище. Горшки и крышки их покрыты разнообразными узорами, нанесенными при помощи зубчато-гребенчатых штампов. Сделанная на гончарном круге керамика со штампованным орнаментом обнаружена археологами на селищах возле Углича.

Кривичи, сыгравшие важную роль в формировании населения Волго-Окского междуречья, жили совместно с финно-угорским племенем меря, постепенно его славянизируя. О «чудском» наследии в культуре славян позволяют говорить найденные в Рязани зооморфные подвески: изображения водоплавающей птицы с шумящими привесками в форме перепончатых птичьих лапок, полые объемные фигурки уточек. Изготовленные во Владимиро-Суздальской Руси, эти амулеты отражали древние мифологические представления финно-угров: так, карелы почитали утку прародительницей всего сущего на земле, отводили ей роль творца природы.

Итак, Рязанщина осваивалась переселенцами со смоленского запада, тесные связи с которым сохранялись и позднее. Одновременно по маршруту верхняя Волга—Нерль—Клязьма—Ока шло продвижение крестьян-земледельцев с плотно освоенных плодородных ополий Волго-Окского междуречья — Ростовского, Суздальского, Юрьевского — на его периферийные муромские и рязанские территории. Другой колонизационный поток шел из земли радимичей и вятичей. Потомки кривичей и их южных соседей — вятичей образовали впоследствии ядро великорусской народности.

Историками давно отмечено, что в Рязанской земле получили распространение географические названия, перенесенные с юга: Переяславль (современная Рязань), речка Трубеж и впадающая в нее у подножия рязанского кремля Лыбедь, Вышгород (Выштородское городище на реке Раке, впадающей в Оку выше Прони) и др. Южная топонимика свидетельствует об отливе населения в Рязанскую землю из Среднего Приднепровья, что подтверждается инвентарем некоторых рязанских погребений. Височные кольца с тремя напускными зернеными бусами — излюбленное украшение женщин этнографической группы дреговичей, обитавших в низовьях Припяти и по Березине.

Родиной многих переселенцев была область полян с центром в Киеве. Принадлежности их костюма относились к общеславянским, но набор в целом во многих женских могилах Рязани близок вещам из Полянских курганов. Височные украшения полян представлены проволочными перстнеобразными колечками с сомкнутыми, частично заходящими или загнутыми в трубочку концами. Частой находкой являются литые пуговки грушевидной формы, нашивавшиеся на ворот рубахи, а также перстни — проволочные гладкие или витые, В мужских погребениях обычны лировидные поясные пряжки и ножи у левого бедра.

Таким образом, судя по предметам захоронений, славянское проникновение в Рязанскую землю шло с разных сторон. Уже на первом этапе развития города его население формировалось из представителей нескольких племенных группировок. В пределах Рязанского княжества смешались различные этнографические группы. Археологические наблюдения совпадают с заключением антрополога Т. И. Алексеевой, которая исследовала материалы рязанского могильника: «В антропологическом отношении население Старой Рязани включается в пределы вариаций признаков, типичных для городского восточнославянского населения, обнаруживая явное тяготение как по антропологическому типу, так и по строению тела к обитателям городов, расположенных в западной и юго-западной части восточнославянской территории... Физический тип старорязанцев характеризуется определенной гомогенностью (однородностью по составу) в нем не прослеживается антропологических черт иноязычного населения».

На основе одного из черепов антрополог Г. В. Лебединская создала скульптурный портрет женщины, жившей в Рязани в XI столетии: «Высокое узкое лицо, высокое переносье, тонкий прямой с легкой горбинкой нос, слабое выступание скул. Лицо несколько сужается книзу, подбородок хорошо оформлен, имеет скорее выступающую форму. Глазная область характеризуется выраженными европеоидными чертами: глазное яблоко не углублено, тонкие веки хорошо его очерчивают, разрез глаз широкий... Женщин подобного облика можно чаще встретить в южных и западных областях России».

Материалы рязанского некрополя не дают основания говорить об имущественном неравенстве усопших. Различия украшений в женских погребениях скорее возрастные. По данным поздней этнографии, девушек хоронили в праздничном наряде невест, женщин и старух— в скромной одежде, отвечавшей их возрасту, с обязательным покрытием головы платкообразным убором.