Борисоглебский собор

До 1836 г., когда Дмитрий Тихомиров, известный уроженец Спасска, местный любитель старины из купеческого семейства, решил приступить к раскопкам: над плоским плато Старорязанского городища возвышались три холма, хранившие под собой остатки каких-то полностью разрушенных монументальных зданий. Крестьяне, добывавшие из холмов камень и кирпич для своих построек, называли эти места «каменищами».

Тихомиров выбрал для раскопок холм в юго-западной части городища, принадлежавшей церковнослужителям, где стояла ветхая деревянная Борисоглебская церковь. «Цель нашего исследования, - писал он, - была единственно та, чтобы по снятии насыпи, глубже в материке, открыть место погребения великих князей и архипастырей рязанских». И действительно, открытый археологом-любителем памятник оказался родовой усыпальницей рязанских князей и высшей аристократии.

Неопытный руководитель раскопок, не имевший к тому же никакого вспомогательного штата для производства обмеров и зарисовок, вскрыв остатки здания, не сумел их ни зафиксировать, ни сохранить. Рисунки приложенные к отчету схематичны и едва передают общие контуры здания.

Таким образом, это интереснейшее открытие было в значительной мере обесценено неумелым ведением работ. В 1886 г. на месте древнего храма построили часовню, а после ее разрушения в 1913 - 1914 гг. здесь был сооружен громоздкий, уродливый храм («иждивением местной помещицы Стерлиговой»). Этот последний похоронил под своим фундаментом все остатки старины. Видные издалека, его «романтические» руины неизменно вызывают любопытство приезжих и экскурсантов.

В результате раскопок 1836 г. было выяснено, что древний храм представлял собой шестистолпную прямоугольную в плане церковь с тремя апсидами. Внутреннему членению здания снаружи соответствовали пилястры - вертикальные столпообразные выступы в стене с мощными полуколоннами. В юго-западном углу храма была выделена небольшая часовня с полукруглой апсидой для размещения алтаря. Она служила для крещения взрослых людей, что говорит о длительном существовании язычества в Рязанской земле, и одновременно — местом захоронений. В центральной апсиде церкви сохранились остатки престола и горнего места за ним, где на возвышении стояла кафедра епископа. Собор был расписан: как отметил Тихомиров, «на одной из арок сохранились остатки образа какого-то святого угодника». Находки резных камней с растительным орнаментом свидетельствовали об изысканном внешнем декоре здания. Куски олова, «от огня слившегося в разные неправильные формы», относились к покрытию церкви оловянными листами по закомарам — полукруглым завершениям фасадов, которые соответствовали членениям интерьера.

Особенно интересны раскопанные Тихомировым погребения внутри церкви как под полом, так и в саркофагах. В их расположении наблюдается определенная закономерность. У северной и западной стен обнаружены подпольные захоронения в истлевших деревянных гробах, перекрытые залитыми известью каменными плитами. В одном случае поверх плиты выложили кирпичный склеп. Погребения в саркофагах, высеченных из цельных каменных блоков, можно считать княжескими. Одно из них вскрыто в северо-западном углу храма, два других - в крещальне-усыпальнице, предназначенной для членов княжеской семьи.

В 1926 г. В. А. Городцов провел траншею параллельно южной стене древнего храма (несколько отступя от нее) и наткнулся на фундаменты, оказавшиеся остатками притвора древнего храма.

Проведя вторую траншею с запада, В. А, Городцов обнаружил южную стену западного притвора. Считая последний совершенно подобным южному притвору, Городцов дальнейшие раскопки прекратил. Тогда же он высказал предположение, что, кроме южного и западного притворов, существовал и северный.

Ввиду того что в 1926 г., как признавал сам руководитель раскопок, архитектурная фиксация вскрытого притвора не была достаточно тщательна, а также для завершения исследования памятника в целом, летом 1948 г. был раскопан западный притвор. Общая схема его подобна южному притвору, но отдельные детали несколько отличаются. Стены притвора сложены из кирпича хорошего обжига размером 25x18x4 см. Цвет кирпичей - красный, желтый или палевый и розовый. Их чередование, видимо, придавало поверхности стен живописный вид. Все ряды кирпича находятся в одной плоскости; утопленных рядов нет. Перевязка сделана так, что на фасаде в каждом горизонтальном ряду кирпичи в подавляющем большинстве положены ложками, но встречаются и тычковые ряды или чередование тычков и ложков.

Кирпичи положены на растворе из извести, с небольшой примесью толченого кирпича, придающей извести розовый цвет (цемянка). Известковые швы достигают 1-1,4 см толщины; они гладко затерты вровень с кирпичом. Наблюдается обмазка стен снаружи известью (думаем, что обмазка относится к позднейшим ремонтам). На западном фасаде имеются две узкие лопатки (по-видимому, они определяют ширину портала) и две широкие (по краям стены). На северном и южном фасадах имеются только широкие (угловые) лопатки. У входа положена большая каменная плита. Полы притвора несколько приподняты над древней поверхностью земли. Ко входу вели три ступени из больших каменных плит. Полы выложены из кирпичных плиток двух основных размеров: квадратные 18x18x4,5 см и прямоугольные 25x18x4,5 см. Ряды прямоугольных плиток чередуются с квадратными. Плитки розового цвета, некоторые — белые с голубым, розовым, желтым оттенками.

В раскопках найдены поливные плитки, вероятно, употреблявшиеся для полов в храме; в притворы они, видимо, попали случайно со строительным мусором. Все эти поливные желтого или зеленого цвета плитки — квадратные, размером 12x12x2,5 см. Полихромные плитки в раскопках не обнаружены, хотя вообще они в Старой Рязани были.

В результате раскопок, произведенных в 1902 г., был открыт горн, в котором обжигались поливные керамические изделия. Следовательно, они не являлись привозными. Найдены также обломки мраморных облицовочных плиток белого и розового цвета. Возможно, что ими были вымощены отдельные участки пола в храме.

Подготовка под пол в притворе имеет небольшую толщину. На поверхности земли уложен слой желтой хорошо утрамбованной глины. Глина залита двумя слоями извести. Плиты пола уложены на второй слой извести, при помощи которого выровнены все неровности первоначальной подготовки. Под западной стеной притвора расположены два склепа прямоугольной формы.

Притворы отделялись от храма простенками с дверью посредине. Поскольку захоронения в церквах не одобрялись православными богословами, гробницы рязанской аристократии, жаждавшей заступничества небесных сил и после кончины, помещались в наименее священных частях храма — в удаленной от алтаря западной половине или притворах как преддверии «дома божьего», не входивших в символическую структуру храма.

В отличие от притворов миниатюрная часовня-усыпальница имела собственный престол, повторяя в уменьшенном виде символику монументальных храмов. В ней сумели вместить только три княжеские могилы. Ее расположение справа от главного входа, на «десной стране», исходило из новозаветного представления, что на Страшном суде праведники встанут одесную судьи, а грешники — ошуйю, то есть слева. Во фресковых изображениях Страшного суда, помещавшихся обычно на западной стене, рай с идущими туда праведниками представляли справа от входа. Следовательно, погребенные здесь получали своеобразную «гарантию» загробного спасения.

Открытые Тихомировым захоронения рязанской знати оказались разрушенными. В одном саркофаге оказалось 10 черепов и множество костей, в другом — 12, третий заключал прах четырех человек. Объяснение находим в трагических событиях, о которых речь впереди. После разорения Рязани Батыем вернувшийся на пепелище князь Ингварь Ингваревич среди множества мертвых разыскал трупы великой княгини и снох своих, а на поле боя «взял тела братьев своих — великого князя Юрия Ингваревича, и князя Давыда Ингваревича Муромского, и князя Глеба Ингваревича Коломенского, и других князей местных...». В Пронске он «собрал рассеченные части тела брата своего благоверного и христолюбивого князя Олега Ингваревича и повелел нести их во град Рязань, а честную главу его сам князь великий Ингварь Ингваревич до града понес, и целовал ее любезно, и положил его с великим князем Юрием Ингваревичем в одном гробу («во единой рацеи).

А братьев своих, князя Давыда Ингваревича да князя Глеба Ингваревича, положил в одном гробу близ могилы тех». Последним приютом погибших героев стали саркофаги — раки в юго-западной усыпальнице рязанского храма.

В погребениях найдены серебряные позолоченные пуговицы, а главное — многочисленные обрывки шелковых материй от расшитых золотом мужских и женских костюмов. Как писал Тихомиров, скелеты были покрыты «примечательными тканями, изображающими по шелку золотом драконов, страусов, крокодилов, грифов и прочих мифов». Мастерицы Рязани вышивали шелковые ткани, поступавшие на Русь из Средиземноморья и стран Ближнего Востока, серебряно-позолоченными нитями, что придавало одеяниям пышность и декоративность. Кроме плетений, причудливо изогнутых стеблей и стилизованных цветов, вышивальщицы создавали узоры с благопожелательным смыслом. На шелках из раскопок Тихомирова видим шитых золотом грифонов — крылатых львов с птичьей головой, воплощавших власть и силу, «райских птиц» — павлинов, олицетворение царственного достоинства и бессмертия. Одна из могил возле церкви содержала редкостную для Рязани находку: невысокие, без каблуков башмаки, сшитые из цельных кусков кожи.

В древнерусских храмах обычно в нартексе расположены похоронные ниши — аркасолии, где находились места княжеского погребения. Такие ниши имелись в нартексах Борисоглебского собора в Чернигове, в Елецкой церкви, в Киевской Кирилловской, Каневской и др. Судя по тому, что склепы находились в фундаментах притворов Рязанского Борисоглебского собора, последние сооружались с самого начала с расчетом на то, что они будут местами княжеских погребений. Может быть, это было даже главной целью постройки притворов.

Размеры кирпичей из кладки склепов приблизительно такие же, как и в кладке стен; иногда попадаются более крупные (28x20x5,3; 28x20x5 см). Многие кирпичи имеют клейма на ложковой стороне (на боковых гранях). Клейма разнообразны: в виде креста, стрелы и др. Трапецевидные рвы под фундаменты заполнены горизонтальными рядами белого камня приблизительно равной величины, залитого известковым раствором. Верхние ряды фундамента выложены из более мелкого песчаника, обильно залитого известью и составляющего бетонный монолит. Фундаменты шире стены и имеют обрез, равный 20 см.

Храм внутри был украшен фресковой росписью, фрагменты которой при раскопках найдены в большом количестве. Некоторые из них представляют рисунки глаза, уха, части одежды, но большинство является орнаментами. Их цвета — желтый, коричневый, красный (киноварь), синий, светло-зеленый. На фресках имеются графити: процарапанные рисунки человечков, орнаменты, молитвенные формулы, имена. Грунт фресок имеет в массе раствора примесь кострики, пакли или льна, а также небольшое количество мелко-истолченного кирпича. Основным содержанием грунта является известь, вероятно, обогащенная мелом или мелко-истолченным мрамором.

По настоянию Рязанской ученой архивной комиссии при постройке церкви в 1913—1914 гг. были сохранены два фрагмента древней кладки храма; они находятся в подцерковье и доступны для обозрения. Эта кладка показывает, что древнее здание в какой-то части было выложено из неотесанного белого камня на известковом растворе (цемяночном) с толстыми швами, без какого-либо использования кирпича. Ряды крупных камней в кладке чередуются с рядами плит. Судя по отчету Тихомирова, из белого камня были выложены стены небольшого одно-апсидного помещения, находившегося в соборе. Таким образом, собор нельзя считать принадлежащим к зданиям так называемой «смешанной кладки», так как такая кладка состоит из чередующихся рядов камня и кирпича; здесь же отдельные части здания были белокаменными. Вероятно, большинство резных белокаменных фрагментов, найденных в Старой Рязани, относится именно к этому храму.

Тихомиров называл Борисоглебским собором раскопанный им в 1836 г. Храм. Правильность мнения Тихомирова подтверждается тем, что рядом с раскопанным им храмом стояла в 1836 г. Деревянная Борисоглебская церковь, крайне ветхая и построенная, видимо, взамен рухнувшей древней. До Тихомирова ту же мысль о преемственности названия деревянной церкви от древнего храма высказывал Калайдович, который писал: «Деревянная церковь во имя Рождестве Богородицы, именуемая Борисоглебской Городищенской».

По основным размерам, композиции плана и строительным приёмам Борисоглебский собор ближе всего к Успенской церкви Елецкого монастыря. Сходные клейма на кирпичах позволяют предположить, что в Рязани и Чернигове работали одни и те же мастера. Современный Успенский собор Елецкого монастыря похож на церковь XVII века. Но если мысленно убрать переднюю одноэтажную пристройку (это усыпальница полковничьих семейств Лизогубов и Полуботков), все барабаны-купола, кроме главного, а главному сменить завершение с трехъярусного на шлемовидное, то получится изначальный собор XI -  XII вв.

Притворы рязанского собора можно сравнивать также с памятниками черниговского зодчества. В 1923 г. Н. Макаренко раскопал пристройки к Черниговскому Спасо-Преображенскому собору, которые по характеру кладки и использованным материалам совершенно подобны раскопанному притвору рязанского Борисоглебского собора.

Что бы всё-таки представить как выглядел Борисоглебский собор в Рязани можно взглянуть на Петропавловский собор в Смоленске. Храм построен в формах черниговской школы и очень похож на Успенский собор Елецкого монастыря в Чернигове.

Сходство рязанского Борисоглебского собора с черниговскими церквами позволяет датировать его XII в. Более точная датировка пока невозможна. Однако при раскопках 1888 г. В слое, составлявшем пол храма, между плитами или под ними, найден клад монет, большинство которых составляли монеты Иоанна Комнина (1-я половина XII в.). Если считать, что монеты были спрятаны во время, близкое к их выпуску, то можно заключить, что храм существовал уже в середине XII в.

Первый раскопанный на городище храм построили во имя князей Бориса и Глеба, причисленных русской церковью к лику святых. Культ этих помощников русских князей в борьбе с междоусобицами и иноплеменной агрессией имел ярко выраженный патриотический характер. Их канонизация способствовала укреплению международного престижа правителей Киевской Руси. Борис и Глеб, «в Русской земле просиявшие», почитались и «сродниками» князей Рязани, их личными покровителями. Тема патроната, заступничества, ограждения широко распространилась в литературе и искусстве Руси XII—XIII вв. Первое летописное упоминание о каменной церкви «святых мученик Бориса и Глеба» относится к 1194 г. в связи с погребением в ней рязанского князя Игоря Глебовича, но возвели ее раньше. Вероятно, инициатором постройки своего патронального храма был честолюбивый князь Глеб, сын Ростислава, правивший в 1155 - 1178 гг. Претендовавший на равное положение с сильными владимирскими самовластцами, он вступил с ними в неравную борьбу, но потерпел поражение, а его потомки держались за Рязань с поразительной цепкостью и упорством.

Имевшие «любовь несытну о зданьих», князья Рязани стремятся укрепить авторитет молодой столицы созданием каменно-кирпичных храмов. Заказывая постройку церкви, они посвящали ее своему покровителю — «в свое имя», как писал летописец. К середине XII в. Рязань, где стояли только рубленые церковки, «построенные миром»,не имела традиций монументального зодчества. И князья-«храмоздатели» обращаются к опыту киево-черниговской архитектурной школы. В ту пору мастера-строители одной области сплошь и рядом строили в городах других земель, расширяя обмен техническими и художественными достижениями, содействуя выработке общерусских архитектурных форм.

С конца XI и почти весь XII в. политические и культурные контакты тесно связывали Рязань и Чернигов. В Рязани правили беспокойные и буйные князья, кровные родичи черниговской династии Святославичей. Рязань входила в Черниговскую епископию, завися от церковных кругов Чернигова.