Глеб Ростиславич

июнь 2009 г. | Категория: Конец XII - начало XIII вв  | Просмотров: 6369

С этих пор внимание наше преимущественно сосредоточивается на деятельности Глеба. К несчастью, летописцы слишком скупы на известия о событиях Рязанского княжества. Только из некоторых отрывочных намеков мы узнаем кое-что об отношениях его к соседям. Так в 1167 г. Владимир Мстиславич во время распри с племянником своим великим князем Киевским Мстиславом отправился в Суздальскую землю к Андрею. Последний велел ему сказать: «ступай (пока) в Рязань к Глебу Ростиславичу; я наделю тебя». Владимир действительно пошел в Рязань, оставив жену и детей в Глухове. О подчинении рязанцев Андрею свидетельствуют знаменитые походы его дружин; муромские и рязанские князья почти постоянно принимают в них участие. В 1164 году Юрий Муромский ходил с Андреем на болгар. Только в первом походе его войск на юг, когда Киев был взят приступом, о рязанцах и муромцах не упоминается. При неудачной осаде Новгорода, в 1169 г. встречаются сыновья Глеба Рязанского и Юрия Муромского. В 1170 г. те же князья с Мстиславом Андреевичем громили волжских болгар: воинам, однако, очень не понравился этот поход, «понеже неудобно зимh воевати Болгары», говорит летописец. Далее, муромо-рязанские дружины участвовали во втором походе на Киев, столь несчастливом для войск Боголюбского.

29 июня 1174 г. погиб Андрей под ударами заговорщиков. По-видимому, настала пора освобождения для всех слабейших князей, которые должны были смиряться пред его непреклонною волею; мало того, им представлялся теперь удобный случай отомстить суздальцам за прежние обиды. Опасение такого возмездия ясно обнаружилось во Владимире, куда съехались все дружинники Андрея. «За каким князем мы пошлем»? говорили они: «соседями у нас князья муромские и рязанские; боимся их мести, как вдруг придут на нас войною; а князя у нас нет. Пошлем к рязанскому Глебу и скажем ему: хотим Ростиславичей Мстислава и Ярополка, твоих шурьев». (Глеб был женат на дочери Ростислава, старшего брата Боголюбского). Слова: «боимся их мести», заставляют предполагать, что в княжение Андрея рязанцы и муромцы немало терпели от насилия суздальцев, хотя летописи умалчивают об этом обстоятельстве. Но Глеб Ростиславич, кажется, думал не столько о мести, сколько о том, чтобы приобрести влияние на дела Суздальского княжества, и таким образом предупредить опасность с этой стороны. Без сомнения неслучайно явились на Владимирском съезде рязанские бояре Дедилец и Борис Куневич. Летопись прямо говорит, что суздальцы, забывши клятву, данную Юрию Долгорукому, не иметь у себя князьями младших его сыновей Михаила и Всеволода, послушались рязанских бояр, и отправили к Глебу посольство из знатнейших людей: они просили его послать своих мужей вместе с суздальскими в Чернигов за двумя Ростиславичами. Следовательно, Дедилец и Куневич действовали искусно: они умели застращать Андрееву дружину и привести ее к упомянутому решению. Надобно полагать, что их поддерживала целая боярская партия, которая имела свои причины устранять братьев Андрея. Дело принимало такой оборот, будто суздальцы получали себе князей из рук Глеба Ростиславича. Последний, разумеется, поспешил исполнить просьбу и призвать своих шурьев. Нельзя не заметить при этом, что известия летописей об участии, которое в то время пришлось на долю Глеба в событиях соседнего княжества, далеко не полны и оставляют еще довольно места предположениям. Ростиславичи поехали на Север, но не одни, а вместе со своими дядями Михаилом и Всеволодом Юрьевичами. Не совсем вероятным кажется известие о том, будто Ростиславичи по собственному желанию пригласили с собой Юрьевичей и дали старшинство Михаилу. Такая уступка, конечно, была вынуждена обстоятельствами, т.е. борьбою партий в Суздальской области или враждою старых и новых городов, и влиянием черниговского князя Святослава Всеволодовича, который держал сторону Юрьевичей. Может быть опасение, что владимирцам будут помогать черниговцы, именно и заставило партию ростовских бояр искать поддержки в рязанском князе. Как бы то ни было междоусобия не замедлили обнаружиться, лишь только Михаил Юрьевич и Ярополк Ростиславич прибыли на север. На первый раз Ярополк при помощи муромских и рязанских полков заставил Михаила покинуть Владимир и воротиться в южную Русь.

Глеб, казалось, достиг своей цели, и за свою деятельную помощь имел полное право рассчитывать на благодарность шурьев. Но в этом случае рязанский князь обнаружил недостаток дальновидности, не приняв никаких мер для того, чтобы упрочить в Суздальской земле господство своих союзников, которые не отличались ни благоразумием, ни мужеством. Он помог им только ограбить богатый Владимирский собор, и с большою добычею воротился в Рязань. Может быть, он ошибся в расчете подчинить своему влиянию молодых суздальских князей, которые стали слушаться более ростовских бояр. По крайней мере, Глеб остается в стороне при вторичном столкновении дядей с племянниками. Мстислав и Ярополк не сумели отразить соперников, и в 1176 г. постыдным образом уступили им свое место. Мстислав убежал в Новгород, а Ярополк в Рязань. Таким образом, обстоятельства, благоприятные Глебу, миновались очень скоро; с этих пор начинается для него целый ряд неудач, которые приводят за собою неизбежную катастрофу.

Олег Святославич, сын черниговского князя, возвращаясь из Москвы, куда он провожал двух княгинь, жен Михаила и Всеволода, задумал увеличить свою Лопасненскую волость, и отнял у рязанцев город Свирельск, принадлежавший прежде к Черниговскому княжеству. Глеб отрядил против него своего племянника Юрьевича; но последний проиграл битву на реке Свирели. В том же году Михаил вместе с братом Всеволодом пошел на Рязань, чтобы отмстить Глебу за его союз с Ростиславичами и воротить все драгоценности, похищенные им из Владимира. Глеб, незадолго потерпевший неудачу против такого слабого противника, как Олег Святославич, конечно, не имел никакой охоты вступать в борьбу с Михаилом, который вел на него соединенные полки всей Суздальской земли. На реке Нерской (впадает в Москву) встретили Михаила рязанские послы, и сказали от имени своего князя: «Глеб тебе кланяется и говорит я во всем виноват; а теперь возвращу все что взял у шурьев своих Мстислава и Ярополка, все до последнего золотника». Добродушный Михаил охотно согласился на мир с рязанцами, которые действительно отдали ему назад всю добычу Глеба. Она состояла из золота, серебра, оружия и рукописей; особенно важно было для владимирцев возвращение знаменитого образа Богоматери; между прочими вещами находился и меч Св. Бориса, тот самый, который составлял любимое оружие Андрея Боголюбского и которого он напрасно искал в час своей гибели. При этом Глеб должен был дать клятву в том, что не будет помогать своим шурьям против Михаила и Всеволода.

Но известно, как часто наши древние князья грешили против крестного целования. Несколько месяцев спустя умер Михаил Юрьевич, и Ростиславичи снова в союзе с Глебом делают попытку занять Суздальские волости. Первый Мстислав из Новгорода пошел на Всеволода, но был побежден на Юрьевском поле, и, не принятый опять новгородцами, отправился к Глебу Рязанскому. Весть о несчастии шурина застала Глеба посреди военных приготовлений; вероятно, он рассчитывал напасть на Владимирскую область между тем, как Всеволод был занят войною с Мстиславом и ростовцами. Когда Мстислав прибыл в Рязань, Глеб, наученный опытом, уже неохотно слушал воинственные речи своих шурьев, и сначала советовал им отправить послов во Владимир, чтобы мирным образом уладиться с Всеволодом. Прежние неудачи, однако, не исправили Ростиславичей; побуждаемые ростовскими боярами, они непременно хотели решить дело оружием, и увлекли рязанского князя в бедственную для него войну. Она началась осенью 1177 г. нападением Глеба на Москву; он сжег ее и опустошил окрестные селения. Всеволод пошел было на него со своими дружинами: но на походе узнал, что противник его воротился в Рязань; в то же время к нему явились новгородцы и советовали подождать своих сограждан. Владимирский князь послушался их и от Ширинского леса воротился назад. Он решил одним могучим ударом уничтожить своего беспокойного соседа и начал собирать огромные силы. Святослав Ольгович Черниговский, союзник Юрьевичей, прислал к нему на помощь сыновей Олега и Владимира: вместе с ними прибыл князь русского Переяславля Владимир Глебович, племянник Всеволода; кроме того к войскам Всеволода присоединилась дружина новогородцев. С такими-то грозными силами Всеволод выступил в поход зимою того же года и вошел в рязанские пределы. Глеб, как видно, не дремал, и со своей стороны собрал также значительную рать для борьбы с владимирским князем. Кроме тех ростовцев, которые держали сторону его шурьев, он повел с собою толпы половцев, и прямым путем через леса устремился к Владимиру. Всеволод достиг Коломны, когда пришла к нему весть, что рязанский князь уже разграбил богатую соборную церковь в Боголюбове, щедро украшенную Андреем, и опустошает окрестности его столицы, причем особенно свирепствуют степные варвары. Поспешив воротиться назад, Всеволод на берегу Колакши встретил рязанцев и половцев, которые возвращались с множеством добычи и пленников. В то время случилась оттепель, лед на реке сделался очень тонок и в продолжение целого месяца оба войска стояли друг против друга в ожидании более удобной переправы. Между тем как происходили мелкие стычки и перестрелка, Глеб предложил мир противнику; но тот не принял предложения, потому что сильно сердился на Глеба за опустошение своей земли.

Настала масляная неделя. 20 февраля Юрьевич приготовил полки к битве, и послал на другую сторону Колакши обоз с дружиною переяславцев под начальством своего племянника Владимира Глебовича. Против Владимира Глеб отрядил Мстислава Ростиславича; а сам с сыновьями своими Романом и Игорем, с шурином Ярополком и со всем остальным войском перешел реку, думая, что Всеволод остался на той стороне с немногими людьми. Рязанцы подошли к Прусковой горе, за которою стоял великокняжеский полк, и были уже от него в одном перелете стрелы, когда Глеб увидал, что Мстислав Ростиславич, постоянный беглец с поля битвы, и на этот раз оборотил тыл перед Владимиром Глебовичем. Рязанский князь поспешил отступить; но уже было поздно. Окруженные войсками Всеволода, рязанцы вступили в жестокую, но непродолжительную сечу. Поражение их было совершенное. Сам Глеб, сын его Роман, шурин Мстислав попались в плен с большею частью дружины и с множеством знатных бояр или думцев рязанского князя; между ними находились: знаменитый воевода Боголюбского Борис Жидиславич, сторонник Ростиславичей; потом Яков Деденков, Олстин и раз уже встречавшийся нам Дедилец. Половцы, плохие воины в рукопашной битве, дорого поплатились за свои разбои. Северный летописец смотрит на это поражение как на справедливое наказание Божие за грехи Глеба, т.е. за то зло, которое он причинил Владимирской земле; «внюже мhру мhрите, говорит он, возмhрится вамъ; судъ безъ милости несотворшему милости».

В чистый понедельник победители с торжеством вступили во Владимир. Велика была радость граждан при виде пленных князей; в соборном храме Богородицы принесена благодарность Богу; потом несколько дней продолжалось в городе шумное веселье. Всеволод обошелся с побежденными довольно милостиво: Глеб с сыном и шурином отданы были под стражу, но не посажены в темницу; им определено содержание из княжеского дома; даже суздальцы и ростовцы не лишены были полной свободы. Владимирским гражданам сильно не нравилось то, что их князь держит своих пленных как гостей. На третий день они подняли мятеж и с оружием пришли на княжеский двор, требуя большей строгости в обращении с врагами. Всеволод, не желая подвергнуть пленников оскорблению со стороны народа, велел посадить их в поруб. В то же время он послал своих людей в Рязань с требованием, чтобы рязанцы выдали ему Ярополка Ростиславича, в противном случае грозил явиться с войском в их земле. Ярополк вместе с Игорем Глебовичем успел спастись бегством во время роковой битвы. Он удалился в пограничные степи куда-то на реку Воронеж, и там, гонимый страхом, переходил из одного места в другое. Рязанцы, подумав между собою, сказали: «князь наш и братья наша погибли за чужого князя»; пошли на Воронеж, взяли Ярополка, и выдали владимирцам, которые посадили его также в поруб.

Между тем нашлись князья, которые приняли участие в бедственном положении Глеба. Мы уже говорили о союзе Ростислава Смоленского с рязанскими Ярославичами в 1155 г. Этот союз был скреплен кроме того и родственными отношениями: знаменитый Ростиславич Мстислав Храбрый женился на дочери Глеба. Мстислав не замедлил обратиться к Святославу Всеволодовичу Черниговскому, прося его заступиться у своего союзника Всеволода за пленных князей и склонить его к их освобождению. С тою же просьбою прислала в Чернигов рязанская княгиня жена Глебова. Святослав исполнил их просьбу и отправил во Владимир Черниговского епископа Порфирия с игуменом Ефремом. Известно, что духовенство преимущественно брало на себя священную обязанность миротворцев во времена княжеских усобиц. Всеволод не остался глух к ходатайству черниговского князя, которому он многим был обязан; но исполнил его желание только в половину. Ростиславичи после вторичного мятежа владимирских граждан были отпущены в Смоленск. Очевидно Всеволод не считал для себя опасными своих племянников и легко согласился дать им свободу; но иначе он думал о рязанском князе. Он знал, как ненадежно спокойствие его княжества, если Глеб опять явится во главе рязанских дружин, и предложил ему самые тягостные условия мира. Трудно определить, в чем именно состояли эти условия. Святослав Черниговский просил отпустить Глеба в Южную Россию. «Лучше умру здесь, а не пойду в Русь», отвечал упрямый Глеб. Следовательно, ему предлагали свободу без княжества. По другому известию Всеволод требовал от него уступки Коломны и ближних волостей; Глеб не хотел согласиться и на это условие. Рязанский князь, как видно, с твердостью переносил свое несчастие и вполне обнаружил при этом свой гордый, непреклонный характер. 30 июня того же 1178 г. Глеб умер в темнице. Послы Святослава Всеволодовича по смерти Глеба продолжали хлопотать за его сына Романа, который в свою очередь приходился зятем черниговскому князю. Целые два года тянулись переговоры, и не ранее 1179 г. согласился Всеволод отпустить Романа на Рязанское княжение. Об условиях, на которых последний должен был целовать крест, летописцы не говорят прямо; но для нас многозначительны их короткие выражения вроде следующих: «а Романа сына его едва выстояша, цhловавше крестъ», или «а князя Романа укрhпивше крестнымъ цhлованiемъ, и смиривше зhло отпустиша въ Рязань». Очевидно, здесь дело идет о совершенной покорности Всеволоду Юрьевичу.

Таким образом, окончился второй акт борьбы рязанских князей с владимиро-суздальскими и на этот раз еще более решительным торжеством последних. Мы видели, что Глеб с успехом мог вмешаться в дела соседнего княжества и даже быть для него грозным, но только до тех пор, пока оно страдало от внутренних беспорядков и усобиц. Лишь только Михаилу и потом Всеволоду удавалось соединить владимирцев, суздальцев, ростовцев и переяславцев, борьба с ними опять становилась не под силу рязанскому князю. При том же, не отказывая Глебу в деятельном, мужественном характере, мы имеем полное право обвинить его в недостатке благоразумия и проницательности. Он не сумел оценить ни Ростиславичей, ни Юрьевичей, и, не рассчитав средства, довел борьбу до крайности. Поколение рязанских Ярославичей по характеру своему, конечно, стояло ближе к князьям южной России, нежели к своим северным соседям: подобно первым они предпочитали решать споры судом Божьим, и не придерживались осторожной, расчетливой политики последних.

Поражение на Колакше и плен князей кроме унижения и подчинения Рязанской земли владимирскому князю влекли за собою другое обычное явление того времени. Степные варвары, узнав о несчастье соседей, не замедлили воспользоваться удобным случаем, чтобы пограбить Рязанские волости. Поэтому первым делом Романа Глебовича по возвращении в свою отчину был поход на хищников, которым он нанес поражение на реке Большой Вороне.