Личность Олега Ивановича
Обозрев политическую деятельность князя, насколько позволило состояние источников, мы приходим к следующим выводам. По необходимости подчиняясь игу, он, по крайней мере, сумел внушить ханам уважение к себе настолько, что они дорожили его союзом. Не вступая в открытую борьбу с Золотою Ордою, князь мужественно защищал свою землю от татарских разбойников, и не раз наносил им чувствительное поражение. Далее, он отбил наступательное движение Москвы, и поддержал на некоторое время колеблющуюся самостоятельность Рязанского княжества. Это самая видная сторона его исторической деятельности. Тот же характер, хотя и не столь важное значение имели схватки Олега с Литвою в последние годы его жизни. Он недаром носил титул великого князя, потому что умел придать единство далеко разбросанным частям древнего Муромо-Рязанского княжества: умел держать в повиновении младших родичей, и, что особенно говорит в его пользу, устранил внутренние усобицы; по крайней мере, о них не слышно во вторую половину его княжения.
Но кроме этого внешнего значения, княжение Олега возбуждает интерес историка другою стороною, гораздо менее известною и более неуловимою для отдаленного потомства: его мирною домашнею деятельностью. Источники так скудны на этот счет, что мы должны довольствоваться только немногими отрывочными указаниями.
Наиболее живую характеристику Рязанского княжества во времена Олега сообщает нам следующее место из записок о путешествии митрополита Пимена в Царьград 1389 года: «В Светлое Воскресенье мы поехали (из Коломны) к Рязани по реке Оке. У Перевитска приветствовал нас епископ Рязанский Еремей Гречин; а когда мы приблизились к городу Переяславлю, то выехали к нам сыновья великого князя Олега Ивановича Рязанского: потом встретил нас сам великий князь с детьми и боярами; а возле города ожидали со крестами (духовенство и народ). Отслужив молебен в соборном храме, митрополит отправился к великому князю на пир. Князь и епископ Еремей угощали нас очень часто. Когда же мы отправились отсюда, сам Олег, его дети и бояре проводили нас с великою честью и любовью.
Поцеловавшись на прощанье, мы поехали далее; а он возвратился в город, отпустив с нами довольно значительную дружину и боярина Станислава, которому велел проводить нас до реки Дона с большим бережением от разбоев.
Из Переяславля Рязанского мы выехали в Фомино воскресенье; за нами везли на колесах три струга и один насад. В четверг мы достигли реки Дона и спустили на него суда. На второй день пришли к (урочищу) Кир-Михайловым,так называется одно место, на которых прежде был город. Здесь простились с нами епископы, архимандриты, игумны, священники, иноки и бояре великого князя Рязанского, и воротились восвояси. Мы же в день святых Мироносиц с митрополитом Пименом, Михаилом епископом Смоленским, Сергием Спасским архимандритом, с протопопами, дьяконами, иноками и слугами сели на суда и поплыли вниз по реке Дону.
Путешествие сие было печально и уныло; повсюду совершенная пустыня; не видно ни городов, ни сел; там, где прежде были красивые и цветущие города, теперь только пустые и безлюдные места. Нигде не видно человека; только дикие животные: козы, лоси, волки, лисицы, выдры, медведи, бобры, и птицы: орлы, гуси, лебеди, журавли и пр. во множестве встречаются в этой пустыне.
На второй день речного плавания миновали две реки Мечу и Сосну; в третий прошли Острую Луку, в четвертый Кривой Бор; в шестой достигли устья Воронежа. На следующее утро в день св. чуд. Николая пришел к нам князь Юрий Елецкий со своими боярами и большою свитою: Олег Иванович Рязанский послал к нему вестника; он же исполнил его приказание, оказал нам великую честь и очень нас обрадовал. Оттуда приплыли к Тихой Сосне; здесь увидали белые каменные столбы, которые стоят рядом, и очень красиво подобно небольшим стогам возвышаются над рекою Сосною. Потом миновали реки Червленый Яр, Битюг и Хопер» и т.д.
В этом описании, хотя об Олеге Рязанском говорится мимоходом; но его патриархальный образ очень рельефно возвышается над всем окружающим. Он распоряжается как полновластный хозяин в пределах своего княжества, окруженный детьми и многочисленною дружиною; радушно угощает почтенных странников; заботится об их удобствах и безопасности на всем пути по его владениям.
Воспоминание о гостеприимстве и пирах Олега, по-видимому, долго сохранялось в народной памяти. Вот как рассказывает предание об угощении, которое он задал татарским послам:
«И покрыли тот великий дубовый стол
Скатертьми браными,
И ставит на ту на скатереть браную
Мису великую из чистаго серебра, озолочену;
А в той де мисе озолоченой в наливе по украй
Кашица сарочинская
Со свежею рыбою стерляжиной от Оки реки;
А та де рыба стерляжина великая
Самим боярством ловлена».
Любя пиры и военную славу, Олег не был из числа тех беспечных князей, которые большую часть правительственных забот предоставляли наместникам и слугам, и давали им в обиду мирных жителей. Об этой деятельности как внутреннего устроителя и усердного защитника красноречивее всего говорит любовь и глубокое уважение, которые рязанское население сохранило к памяти своего князя до самого отдаленного потомства. В этом отношении он принадлежит к тем историческим личностям, которые отражают в себе характеристические черты известной эпохи или известного народа, закрывая своею тенью и предшественников и преемников. Действительно, лицо Олега вполне типично: в нем ярко обозначились главные стороны рязанского характера, эта смесь упрямства и беспокойной энергии с эгоистическою натурою – качества, которые у Олега смягчались многими талантами, гибкостью ума, и стремлениями, не лишенными некоторой величавости.
Весь период самостоятельного княжества для рязанцев сосредоточился в одном Олеге; более они не помнят ни одного князя. С этим именем связана большая часть остатков старины, разбросанных по долине средней Оки, и большая часть народных преданий. На обширную строительную деятельность Олега указывают имена многих городов, которые являются в договорных грамотах с конца XIV в. и о которых до того времени не было слышно. Самое живое воспоминание о нем встречается в древнем Переяславле (современная Рязань) и его окрестностях. Этот город, украшенный постройками храмов, княжеских и боярских палат, с его времени окончательно сделался столицею княжества.
Возвысив рязанцев в собственных глазах и во мнении соседей постоянною готовностью к энергической борьбе, Олег много заботился о безопасности своих подданных; недостаток естественных границ и укреплений на юго-востоке он старался восполнить бдительностью сторожевых ратников, расставленных по разным притонам в степях. Бесспорно, полустолетнее княжение Олега было самым славным и самым счастливым сравнительно с предыдущими и последующими княжениями, несмотря на тяжкие бедствия, которые нередко посещали Рязанский край при его жизни. Народ заплатил ему за это любовью и преданностью.
На Олеге очень ясно отразились современные ему княжеские стремления к собиранию волостей. Видя, как два главные центра, в северо-восточной и юго-западной России, притягивают к себе соседние волости, он хочет уничтожить эту силу тяготения и стремится инстинктивно создать третий пункт на берегах Оки, около которого могли бы сгруппироваться юго-восточные уделы. Но последующие события подтвердили известную истину, что отдельная личность, как бы она ни была высоко поставлена, не может создать что-нибудь крепкое, живучее там, где не достает твердой исторической почвы. Впрочем, нельзя сказать, чтобы дело Олега кончилось вместе с его жизнью и не оставило заметных следов в истории. Без этой личности Рязанское княжество едва ли могло бы существовать долее XIV столетия и пережить все великие уделы, даже и при помощи родственных связей с московскими князьями.
Вот имена Олеговых бояр и слуг, которые сохранены источниками. Из летописей нам известны Епифан Кореев, который искусно вел переговоры Олега с Мамаем и Ягайлом, и боярин Станислав, который с рязанскою дружиною сопровождал митрополита Пимена к берегам Дона. В грамотах, жалованных духовенству, упоминаются: Иван Мирославич, зять Олега; Софоний Алтыкулачевич, Семен Федорович, Никита Андреевич, Тимош Александрович, дядько Монасея, окольничий Юрий; стольники Александр Глебович и Глеб Васильевич Логвин; чашники Юрий и Григорий Яковлевичи; Семен Никитич с братьею, Павел Соробич, ключник Лукьян, староста Габой и Василий Ломов. Между ними внимание наше останавливают первые два имени. Софоний Алтыкулачевич своим отчеством обнаруживает восточное происхождение. А Иван Мирославич был тот самый татарский мурза Салахмир, потомок ордынских владетелей, который в 1371 г. прибыл из Золотой Орды к Олегу Ивановичу с татарскою дружиною и оказал ему помощь в борьбе с Димитрием Московским и Владимиром Пронским. Он вступил в службу рязанского князя и принял крещение под именем Иоанна. Олег полюбил его, и оказывал ему большой почет и явное предпочтение перед другими боярами; так он выдал за него сестру свою Анастасию и пожаловал ему во владение вотчины: Верхдерев, Веневу, Растовец, Веркошу, Михайлово поле и Безпуцкий стан. О значении Салахмира при дворе рязанского князя можно судить по следующему выражению, которое встречается в жалованных грамотах Олега: «поговоря с зятем своим с Иваном Мирославичем». Из Олеговых бояр еще известен нам Семен Федорович, прозванием Кобыла Вислой, который выехал из Литвы сначала в Москву к Василию Димитриевичу, а потом перешел в Рязань к Олегу Ивановичу.
Верстах в 15-ти от современного города Рязани, на левом берегу Оки, при впадении в нее Солотчи, стоит Солотчинский монастырь. Местоположение обители со стороны Оки довольно живописно и оригинально. Если вы переедете широкую в этом месте долину реки и по другому берегу направите свой путь к губернскому городу, то, осматриваясь назад, долго еще будете любоваться белою оградою и башенками монастыря, которые по мере нашего удаления будут все более и более закутываться в темную лесную зелень, пока совсем не скроются из вида.
Вот что сообщают монастырские записки об основании этой обители. Случилось князю Олегу вместе с супругою Ефросиньею быть на берегу Солотчи в одном глухом и уединенном месте. Здесь они встретили двух отшельников, Василия и Ефимия, которые пришли сюда неизвестно откуда. Эта встреча навела князя на мысль построить монастырь при устье реки. Основание обители совершилось в 1390 г. Щедро наделенная поместьями от Олега и его преемников, она заняла вскоре первое место между рязанскими монастырями по своему богатству и знаменитости. Говорят, что князь тогда же принял на себя звание инока с именем Ионы, не оставляя впрочем, своего светского сана, – пример ни единственный в этом роде. Перед концом жизни Олег посхимился и назвался Иоакимом. Он скончался в 1402 г. 5 июня. Так как смерть его случилась вскоре после поражения под Любутском, то можно с достоверностью предположить тесную связь между этими двумя событиями. Старец Олег, удрученный болезнями (против обыкновения он не принял личного участия в последнем походе), не выдержал сильного потрясения, когда узнал бедственную участь войска и сына, когда увидал потерянными плоды своих многолетних усилий. Тело князя было положено в каменном гробе и погребено в Покровском храме Солотчинской обители.
Княгиня Ефросиния, оставив свет, постриглась под именем Евпраксии в Зачатейском монастыре, который находился верстах в трех от Солотчинского. Она скончалась три года спустя, и была погребена в том же Покровском храме подле своего супруга.
Песчаный грунт Покровского храма в позднейшие времена осыпался под гору. Храм в 1769 г. разобрали, а в конце позапрошлого столетия в соседней монастырской церкви Рождества Богородицы устроили новую княжескую гробницу. На дне этой гробницы в настоящее время показывают череп и несколько костей, как останки Олега и Ефросинии; кроме того здесь находится кольчуга, также под именем Олеговой, имеющая вид рубашки и сделанная из мелких железных колец прекрасной работы. Кости и кольчуга составляют предмет особенного благоговения для окрестных поселян; князя и княгиню они почитают святыми, и больные нередко надевают на себя княжескую кольчугу, надеясь получить исцеление.